Меж тем, одну из немногих, ее занимала только учеба. В то время, когда другие шли на студенческую вечеринку, Лида сидела дома, в своей крохотной комнатке и конспектировала труды классиков или изучала конспекты лекций. Подружки мечтали поскорее выйти замуж, ходили на дискотеки, знакомились с парнями, крутили романы. Лида по-прежнему от всего этого отстранялась. Когда ей исполнилось двадцать лет, мама, памятуя об истории с первыми месячными, долго мялась, но все-таки решилась с дочерью поговорить. Она уловила момент, когда муж отсутствовал, и почему-то завела дочь в крохотную спальню, где усадила на продавленный диван. Потом побагровела, набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:
— Лида, ты уже взрослая девушка. Ты должна знать, что происходит с женщиной, когда… когда… Ну, в общем.
— Я знаю, мама, — поспешила на выручку Лида.
— Что ты знаешь? Откуда?!
— Из общежития. Мне там рассказали.
— Может быть, ты уже и… — Мама всерьез перепугалась.
— Нет, что ты!
— То есть мальчика у тебя нет?
И двадцатилетняя «девочка» отчаянно закивала: да, да, да, все это по-прежнему от меня далеко. У мамы отлегло от сердца.
И остаться бы Лиде старой девой, как она того и хотела, но тут на горизонте появился Сергей. Познакомились они случайно. Маршрутное такси, в котором оба ехали в центр, попало в аварию, Лида получила небольшую травму, и Сергей оказал ей первую медицинскую помощь. Потом счел своим долгом проводить девушку домой.
— Это твой мальчик? — спросила мама, улучив минутку.
Лида покраснела и отчаянно затрясла головой: нет, нет, нет. В глазах у нее было совсем другое: да! да! да! Я этого хочу! В ней наконец-то проснулась женщина. Сильные мужские руки, перевязавшие ее ногу, совершили волшебное преображение. Но маме необязательно было об этом знать.
«Мальчик» прошелся по малогабаритной квартирке, в Лидиной комнате задержался, долго разглядывал разложенные на столе конспекты, вышитые салфетки и недовязанную кофточку, потом со вздохом спросил:
— Значит, здесь ты и прозябаешь?
Лида не нашлась, что сказать. Все случилось само собой. Сергей всегда поступал так, как считал нужным, в данном случае он считал, что должен вытащить эту девушку из клетки, в которую она добровольно себя заточила. Она и опомниться не успела, как очутилась с ним в одной постели, причем все эти запретные вещи уже не казались такими гадкими и отвратительными. Лидина мама предпочитала делать вид, что Сергея просто не существует. Она к нему никак не обращалась, на его вещи, появлявшиеся в квартире, смотрела, как на пустое место, на родившуюся внучку с недоумением, откуда, мол? Ее вполне устраивала версия непорочного зачатия.
Ирония судьбы: все Лидины подружки, рано вкусившие запретного плода и часто менявшие партнеров, вышли в итоге замуж. Только она родила вне брака, хотя Сергей безоговорочно признал ребенка и записал девочку на себя. Лида лукавила: она очень надеялась на наследство. Денег у Сергея было много. Даже когда ее любимый был мертв, она мысленно делала подсчеты. Сколько им с дочерью теперь достанется, если других наследников у Сергея нет? Дочь-то он признал! Надо срочно начать кампанию по присвоению всего движимого и недвижимого имущества, принадлежавшего покойному. Лида была жадной, очень жадной, но, как и свое любопытство к интиму, всячески это скрывала.
Это давно уже вошло у нее в привычку: говорить только правильные вещи. Правильные с точки зрения морали ее мамы. Но думала она совершенно по-другому! И хотела другого. Но ей мешал страх. Лида понимала, что давно уже не девочка, что всего, чем пугала мама, простонапросто не существует. Но ей казалось, что стоит только пойти на поводу у своих желаний, таких гадких, что даже думать об этом стыдно, как небеса разверзнутся и ее поразит молния. «А проверить? — подсказывал рассудок. — А вдруг да не поразит?» Но страх был сильнее. Слепой детский страх.
Лиде казалось, что она живет в лягушачьей коже. Там, под этой уродливой кожей, совсем другая женщина — решительная, сексуальная, которая способна носить модные джинсы, ярко краситься, ходить в ночные клубы и заигрывать с мужчинами. Ведь она не дурнушка, а если немного похудеть, то и джинсы будут смотреться на ее фигуре неплохо. Она давно уже созрела и готова ринуться в бой за свое счастье, да кожа мешает. Проклятая лягушачья кожа, которую никак невозможно скинуть. Лида давно уже чувствовала, что кожа ссохлась, стала мала и трещит по швам, но все никак не лопнет. И она по-прежнему носила юбки-миди и унылые свитера, закручивала волосы в пучок и красила губы бледной, почти бесцветной помадой. А так хотелось, чтобы на нее обратили внимание! Она ненавидела женщин, которые не боялись себя показать, поэтому сразу же почувствовала антипатию к Анжелике. Она, Лида, моложе! И, если разобраться, привлекательнее! А эта нахалка затмевает всех! И не боится красить губы алой помадой и носить кожаные брюки в обтяжку! В душе у Лиды просто все кипело, когда она смотрела на Анжелику. Потом выступил Сергей. Лида чувствовала, что постепенно приходит в бешенство.
Когда Сергей сказал, что им мешал пожениться неразрешимый квартирный вопрос, он не был до конца откровенен. Отсутствие собственного жилья было только предлогом. И для него, и для Лиды. Она боялась. Придется ведь жить одной. Самостоятельно. Придется чуть ли не каждый день делать выбор, что значит отступить от маминой морали, ведь родительница не попадала в подобные обстоятельства. Мама, например, никогда не жила на частной квартире. Если все делать правильно, честно, то хозяевам будет, конечно, хорошо, но семейный бюджет затрещит по швам, и законным владельцам в итоге останутся отремонтированная квартира, починенные краны и оплаченные счета, а Лиде и ее дочери — дырка от бублика. Так что? Вступать в конфликт? Отстаивать свои права? Или быть хорошей с ними в ущерб себе? Лида предпочитала выбора не делать, оставить все, как есть. А как есть — это были их с Сергеем мытарства из его коммуналки в ее крохотную спальню.