Островитяне - Страница 74

Он перестал замечать смену времен года. Раньше, таясь от других, с трепетом ждал, когда по дорогам побегут ручьи, запах талой земли волновал, первая зелень казалась такой яркой, что глаз радовался, а душа ликовала. Осенью он грустил. Журавлиный клин в небе наполнял грудь какой-то странной, светлой тоской. Радостной тоской, полной надежды. Журавлиный клин в небе, медные листья на земле, нудные осенние дожди. Без печали нет радости, а без радости жизнь теряет смысл.

Теперь он жил в огромном городе, больше не ощущая смену времен года. Все было одинаково, что весной, что осенью, что зимой. Все одно и тоже. Летом он уезжал путешествовать. Сначала это волновало: другие города, другие страны… Мир казался таким большим! Несколько лет понадобилось, чтобы убедиться в том, какой он на самом деле маленький. И что везде одно и то же. Более того, начались проблемы со здоровьем. Врачи сказали — экзотика ему противопоказана. Жара, тропики, повышенная влажность. Да он и сам уже понял, что не нуждается в этой экзотике. Посмотреть мир? Людей? Для тебя они экзотика, для них — ты. Они едут сюда так же, как ты едешь туда. И смотрят на тебя, аборигена. Как в зоопарке. И видят в тебе дикаря. Значит, вы абсолютно одинаковы! Под разного цвета кожей одинаковая черная тоска. Колесите по свету с целью развеять скуку, разбудить душу, попытаться вернуть прежние ощущения, возможность вновь радоваться смене времен года. Так зачем ехать на другой конец света, чтобы увидеть то, что каждый день и так видишь в зеркале? Такое же скучающее лицо?

Что касается цивилизованных стран… Номера отелей похожи друг на друга, как две капли воды. Не интерьером. Надо отдать должное владельцам и персоналу: они стараются. Но набор предметов и услуг стандартен. А главное, дух. Дух Отеля. Когда ты предоставлен в его полное распоряжение. И, несмотря на то что ты ему платишь и он весь к твоим услугам, начинаешь вдруг чувствовать себя частью механизма. Который отлично смазан, не дает сбоев, каждый винтик здесь на своем месте. Тебя приняли, включили, механизм стал работать. Но в этом-то и ужас! По ночам Ивану вдруг начало слышаться тиканье, еле уловимое тиканье часов: работал механизм. Завтрак с семи до десяти, выставка, переговоры, обед, переговоры, ужин… Если это отдых, то непременные экскурсии. Завтрак, автобус, обед, автобус, самолет…

Ему теперь было не просто скучно. Отвратительно! Все то же самое, что и дома, но надо прилагать какие-то усилия, чтобы все это получить. Неужели в этом смысл путешествия? Прилагать усилия.

И он перестал путешествовать. Но самое ужасное, что вдруг начала вызывать отвращение работа. Собственное дело давно не пробуждало в душе никаких положительных эмоций, но теперь кабинет, в котором он вынужден был проводить большую часть времени, раздражал. Какой во всем этом смысл? Все и так работает безупречно. Поезд давно уже стал на рельсы и покатился. Только подбрасывай уголь в топку. Скучно. Увеличение прибыли — скучно. Сколько надо человеку денег? А вещей? Он до сих пор помнил, как родители купили первые джинсы. Жили бедно, поэтому на дефицитные тогда штаны пришлось копить год. Он бросал монетки в деревянную копилку в форме гриба. На грибе были нарисованы яркие цветы, покрытые лаком, который потрескался от времени. Целый год Иван бросал в копилку монетки. Потом, накануне дня рождения, монетки пересчитали, и мама добавила недостающую сумму. Она тоже копила. И, о чудо! В магазине, который находился недалеко от дома, «выбросили» итальянские джинсы! Как они с мамой туда бежали! Как занимали очередь! И как он радовался, что мама с ним! Ей-то наверняка достанется! Она же не такая, как он, безнадежно невезучая!

Он до сих пор помнил эти джинсы. И не помнил вещей, которые были куплены потом, когда появились деньги. Много денег. Ему стало все равно. Победа потеряла вкус. Он стал раздражаться по пустякам, началась бессонница. Пришли боли, и он никак не мог понять, настоящие они или фантомные. С настоящими было бы проще, на это были врачи. И он стал ходить по врачам. Появилось новое хобби: лечение. Сначала было интересно. Но анализы оказались в норме, и все, в общем-то, в норме. Все, что от него требовалось, это соблюдать диету и не волноваться. Не раздражаться по пустякам. Первое было просто, второе — крайне сложно. Он не мог понять, что пустяк, а что не пустяк, и раздражался уже только из-за этого. И еще: новый врач первым делом начинал ругать того, кто был до него. И говорить, что лечили неправильно. Они обожали все перелечивать, ведь он платил огромные деньги. В конце концов и это надоело. Тогда он сам себя спросил: «Ну что? Все испробовал?» Некоторые из его знакомых занимались экстремальными видами спорта. Один приятель посоветовал:

— Нужен адреналин. Знаешь, как бодрит?

— И что ты предлагаешь?

— Прыгай с парашютом. Или займись дайвингом. Виндсерфингом. Купи себе доску и катайся на ней по волнам.

— И где я возьму волны? — флегматично спросил он.

— В океане! — рассмеялся приятель.

«О, Господи! — подумал он. — Опять куда-то ехать! Прилагать усилия. А смысл? Смысл в том, чтобы создать себе проблему и, решая ее, потратить уйму времени, денег и сил, измотаться в итоге так, что бессонница пройдет сама собой. А ведь можно и покалечиться! Тогда проблем будет еще больше. Лечение отнимает уйму времени, а восстановление после операции мучительно, итог же приносит несказанную радость. Был болен, а теперь здоров! Способ развеять скуку? Способ! Разбиться, чтобы пройти через муки ада и обрести вкус жизни! Но что-то не хочется. У меня силен инстинкт самосохранения. Это все врачи. Они виноваты. Отбили у меня охоту болеть. Нет, я не хочу рисковать жизнью, не потому что боюсь умереть, а потому что боюсь остаться в живых и страдать физически».